Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров - Страница 73

Нет. Об этом думать нельзя. Здесь она в безопасности. Они не осмелятся вторгнуться в аббатство. Она слышала крики и плач людей, укрывшихся в большом зале внизу.

Здесь – священное место, место служения Создателю и добрым духам. Даже для этих зверей святотатство пролить кровь в святилище.

Однако он говорил, что они это сделают.

Внизу на улицах гибли последние защитники города. Они никогда не позволяли врагу ступить за стены Ренвольда и говорили, что город в такой же безопасности, как если бы его защищал сам Создатель. Не раз вражеские полчища накатывались на Ренвольд, но никому еще не удавалось его взять. Степные кочевники не могли разрушить могучие стены. Ренвольд всегда стоял крепко.

Но сегодня, как он и предсказывал, Ренвольд пал.

Защитники отказались сдать город без боя, и теперь их безжалостно убивали.

Красная луна и впрямь оказалась плохим знамением. Добрые духи и сам Создатель отвернулись от жителей Ренвольда. Кларисса не представляла себе, чем провинились горожане, но, должно быть, их проступок был поистине ужасен, если кара оказалась такой жестокой.

С башни аббатства она видела, как захватчики в латах поверх вывернутых мехом наружу безрукавок сгоняют горожан на площади. Потом они принялись сортировать мужчин, отводя в сторону ремесленников: кузнецов, бочаров, мясников, пекарей, пивоваров, мельников, каменщиков – всех, кто мог оказаться полезен. Их сковали друг с другом и увели прочь, как рабов. Стариков, маленьких мальчиков и тех, кто, на взгляд завоевателей, был бесполезен – слуг, конюхов, корчмарей, писарей и торговцев, – убивали на месте. Мечом по шее, копьем в грудь, ножом в живот, булавой по черепу – сноровисто и деловито.

Кларисса вздрогнула, увидев, как один из захватчиков ломает дубиной череп мужчине, который никак не умирал. Это напомнило ей рыбака, бьющего о борт лодки пойманного ската – тук-тук-тук. Дикарь бил человека по голове так же спокойно, как рыбак оглушает рыбу. Дурачок Гас, несчастный юродивый, за еду, кров и разбавленный эль делавший для торговцев и пивоваров всякую черную работу, дернулся в последний раз и затих, когда его толстый череп наконец не выдержал и с отчетливым треском раскололся.

Кларисса зажала трясущимися пальцами рот, чувствуя, что ее вот-вот стошнит. Всего этого нет, уговаривала она себя, ей просто снится. Это сон, это сон, это сон, вновь и вновь твердила она про себя.

Но это был не сон. О Создатель, это был ад наяву.

Захватчики между тем продолжали работу. Старух они убивали на месте. Женщин, которые, с их точки зрения, стоили внимания, сгоняли в кучу на другой стороне площади. Там их снова сортировали – по возрасту и, судя по всему, по внешности.

Захватчики методично переходили от женщины к женщине, протыкали им нижнюю губу тонкой иглой и вставляли туда кольцо. Стыки они зажимали собственными зубами.

И об этом он ей тоже говорил: женщин таким образом обращали в рабство. Над этим она тоже тогда посмеялась. А почему бы и нет? В то время это казалось ей такой же чепухой, как бессвязная болтовня Гаса.

Вглядевшись, Кларисса увидела, что захватчики вставляют женщинам в губы кольца разного цвета. Тем, что постарше, – медные. Тем, что помоложе, – серебряные. А самым красивым и юным – золотые. Этих было меньше всего, и они стояли, замерев от ужаса, окруженные толпой вражеских воинов. По их подбородкам стекала кровь и капала на красивые платья.

Почти все эти девушки были Клариссе знакомы. Трудно не запомнить людей, которые постоянно тебя унижают. Клариссе было чуть за тридцать, но замуж ей выйти так и не удалось, и это служило неизменным поводом для насмешек. Особенно усердствовали эти юные красотки. Они брезгливо посматривали на нее и между собой называли старой девой и жабой – но говорили нарочно громко, чтобы она слышала.

Кларисса никогда не думала, что останется незамужней до такого возраста. Ей всегда хотелось иметь собственную семью. Фигура у нее была не хуже, чем у других, и, глядя в зеркало на свое отражение, она не видела там уродины. Она понимала, что она не из тех красавиц, которых воспевают в балладах, но и дурнушкой ее тоже нельзя было назвать.

И все же, когда женщин больше, чем мужчин, быть просто симпатичной явно недостаточно. Женщины постарше все понимали и были добры к Клариссе, но все равно в их глазах она была несчастной женщиной, и все сторонились ее, словно боялись подцепить неизвестную порчу, из-за которой Кларисса оставалась незамужней.

А теперь она уже слишком стара. И ни один мужчина на нее уже не посмотрит. Время поймало в ловушку одинокую старую деву. У Клариссы осталась только работа – и она сама понимала, что это не лучшая замена семейному счастью.

Но, как бы часто Кларисса ни желала насмешницам тоже пережить унижение, то, что сейчас с ними происходило, было слишком жестокой расплатой за издевательства над старой девой.

– Благой Создатель! – всхлипывая, взмолилась Кларисса. – Прошу тебя, избавь их от этого. Благой Создатель, молю тебя о прощении за то, что когда-то желала им зла!

Она увидела, как захватчики несут к аббатству таран, и через минуту здание вздрогнуло под его ударами. Крики и причитания внизу стали громче. Удар. Еще удар. Треснуло дерево.

Они осквернили аббатство Создателя.

Случилось то, о чем говорил пророк.

Снизу послышались стоны умирающих и лязг оружия. Кларисса стянула ворот платья. Ее трясло. Скоро они поднимутся наверх и схватят ее.

Что они сделают с ней? Вставят в губу кольцо и обратят в рабство? Достанет ли у нее мужества сопротивляться, предпочитая смерть этой участи?